Документ вызвал живую реакцию в европейских политических кругах. Соперники и друзья России за границей получали ясное представление о том, какова будет внешняя политика Александра II - взошедшего на престол нового российского императора.

Документ свидетельствовал о появлении в политике России, в ее мироощущении некой новой философии.

Исторический фон, предшествующий появлению депеши, был полон драматизма. Канва неблагоприятных событий настоятельно требовала от России поиска путей выхода из политического тупика.

Затянувшаяся Крымская война (1853-1856 гг.), выступление Австрии и Пруссии на стороне коалиции завершили политическую и военную изоляцию России. Падение Севастополя, призывы со стороны Англии продолжить войну, с тем чтобы окончательно "поставить Россию на колени", породили смятение в русском обществе. Одним из выразителей капитулянтских настроений того периода стал министр иностранных дел Нессельроде, предложивший, ни много ни мало, упразднить Министерство иностранных дел России.

Болезненный для России этап завершился в марте 1856 года подписанием Парижского мирного договора, известного в ту пору под названием "Парижский трактат". Договор вызвал противоречивую реакцию в России и мире. Поверженной оказалась страна, сыгравшая решающую роль в победе над Наполеоном, игравшая первую скрипку в "европейском концерте".

В таких-то условиях был назначен 17 апреля 1856 года министром иностранных дел князь Александр Михайлович Горчаков. Труд его и служение на протяжении всей оставшейся жизни были востребованы. Именно Горчаков был творцом и выразителем внешней политики России в течение всей третьей четверти XIX века. Именно с Горчаковым, с его именем связаны важнейшие внешнеполитические прорывы, и именно ему Россия была обязана достижением принципиальных политических целей.

Посол Франции в России граф Морни в сообщении императору Наполеону III отзывался о Горчакове как о "государственном человеке с живым, острым умом, щеголяющем независимостью своих мнений и утверждающем, что принял портфель только для того, чтобы доставить торжество своим идеям".

Посол Пруссии в России князь Бисмарк, близко наблюдавший Горчакова, писал: "Он самостоятельно держит руль в своих руках, и императорский корабль идет по даваемому им направлению".

Горчаков в некотором смысле был весьма редким явлением русской жизни. Будучи человеком родовитым, но не обладающим каким-либо состоянием (от небольшого наследства он отказался в пользу своих сестер), он всецело зависел от государственной службы. При этом он умудрялся вести себя независимо, причем настолько, что удивлял окружающих.

Князь Мещерский, немало наблюдавший Горчакова и в обыденной жизни, и в деле, оставил живописное свидетельство: "Князя Александра Михайловича Горчакова следует причислить к числу блестящих личностей царствования Александра Второго. Как личность, он имел свои недостатки, свои слабости, но все они охотно предавались тогда забвению при сравнении с некоторыми светлыми чертами этой личности. Во главе этих светлых сторон была его нравственная, так сказать, самостоятельность и та вельможеская старого закала самобытность, которая не позволяла ему нигде и никогда унижаться до каких-либо интриг или заискиваний. Умное лицо его носило отпечаток известной гордости. С подчиненными и с низшими я не запомню когда-либо князя Горчакова гордым, но при Дворе, где так естественно гнется шея и дрожат, как выразился Пушкин, икры ног, я часто любовался Горчаковым. Всегда один из самых приближенных к Государю и к Императрице, он впечатлял изяществом своего грансиньерства и не только стоял головою выше над мирком придворных сплетен и никогда не стихавших интриг, но ни разу не воспользовался своим исключительным положением, чтобы кому-нибудь повредить языком, который у него был остер и умен, или даже кому-нибудь отплатить за дурное слово, против него сказанное. Он презирал все, что было недостойно настоящего вельможи, и рядом с этим он был рабом потребности быть любезным".

К сожалению, последний российский канцлер не оставил пространных мемуаров. Не оставил того, что могло бы стать его политическим завещанием. Воспоминания и отзывы о нем его современников, далеко не полные историко-научные исследования выстраивают, как правило, картину благожелательную. В большей или меньшей мере они, однако, страдают субъективизмом.

Подлинным, и политическим, и творческим, наследием, позволяющим судить о Горчакове политике и государственном деятеле, являются написанные и изданные им дипломатические документы. Изучение этих документов дает возможность составить представление о нем самом, обрисовывать его индивидуальные черты: политический темперамент, интеллектуальный накал и энергию мысли, способ ее выражения.

И в начале дипломатического пути, и далее Горчаков исходил из того, что успешное служение в сфере государственной политики, как и сама дипломатическая нива требуют высочайшего профессионализма, в основе которого "сила знаний и воли".

В работе над дипломатическими посланиями можно проследить его стремление доводить документ до такой степени глубины и совершенства, когда нота или, как тогда говорили, депеша обретала форму мастерски выполненного публицистического эссе.

Горчаков принадлежал к числу тех карьерных дипломатов, которые за годы службы создали поучительные дипломатические документы. Его ноты отличались высокими литературными достоинствами. Эта сторона таланта Горчакова отмечалась и на государственном уровне.

Не случайно 25-летие служения в должности министра иностранных дел было ознаменовано изданием специального сборника, включавшего депеши и циркуляры, вышедшие из-под пера А.М.Горчакова.

Есть смысл, отмечая юбилей Горчакова, обратиться к одному из примеров такого рода. Речь идет об упомянутой циркулярной депеше от 21 августа 1856 года.

Перед нами, по сути дела, программный документ, оповещающий международное сообщество о том главном, что будет определять внешнюю политику России в период нового царствования.

Документ этот не только подводил итог недавнему военному конфликту, но проводил черту под прежним, отошедшим в прошлое историческим этапом. В нем излагались контуры внешней и внутренней политики России, определялись принципы, которыми Россия намерена руководствоваться при решении международных проблем.

В нем политика России излагается применительно к политическим событиям вокруг Греции и Неаполитанского королевства, имевшим в то время особую остроту.

Депеша стала ответом на вызов, неоднократно звучавший в европейских политических кругах и международной прессе. Мол, Россия после подписания Парижского трактата затаила обиду, "воротит нос", уклоняется от деятельного участия в европейских делах в условиях и обстоятельствах, вызывающих всеобщее беспокойство.

Время между назначением Горчакова министром в апреле 1856 года и появлением указанной депеши в августе сопровождалось относительно длительным внешнеполитическим молчанием России. На то было немало причин.

Новая монархическая генерация России получила тяжелое наследство. Создаваемое Александром II правительство столкнулось с истощенной казной, экономической разрухой. Продолжалась Кавказская война. Обострился польский вопрос. Россию сотрясали акты социального протеста, террора в разных частях государства.

Преобразования в системе государственного управления, реформирование в армии, ослабление цензуры - это лишь часть из тех проблем, которые требовали решения.

Однако первой программной задачей была крестьянская реформа. Предстояло решить вопрос о наделении правом собственности на землю самый многочисленный слой российского населения.

Коллега Горчакова по участию в высших государственных учреждениях министр внутренних дел граф П.А.Валуев в своих дневниках составил весьма безрадостную картину того времени: "Мне порою приходит мысль: не погибли ли мы окончательно? Не порешена ли судьба Российской Империи? При таком разладе управления, при таком отсутствии людей, мыслящих более или менее одинаково и действующих заодно, возможно ли предупредить распадение Отечества на части?".

Немалые дискуссии и колебания сопровождали выработку внешней политики. Это тем более трудно было сделать, поскольку Россия находилась под гнетом недавней конфронтации, отношение к ней многих европейских государств оставалось враждебным.

С другой стороны, еще действовали столь стойкие в России силы инерции, продолжал работу старый консервативный механизм, основанный на представлениях и привычках, унаследованных от николаевского времени. Кое-кому казалось, что порядок вещей и законы Священного союза остаются в силе. И даже непреодолимой силы факты на первых порах не могли противостоять магии прежних ценностей.

Это, как и многое другое, предопределило длительность дипломатической паузы, предшествующей появлению депеши.

Само начало документа содержит скрытый вызов, заставляя оппонентов вернуться к тому, под чем, казалось бы, подведена черта.

"Объединившиеся против нас государства выставили лозунг уважения прав и независимости правительств.
Мы не претендуем на то, чтобы вновь приступить к историческому разбору вопроса о том, в какой мере Россия могла создать угрозу тому или иному из этих принципов.
В наши намерения не входит вызвать бесплодную дискуссию, но мы хотим достигнуть практического применения тех же принципов, которые провозгласили великие державы Европы, прямо или косвенно объявляя себя нашими противниками, и мы тем более охотно напоминаем об этих принципах, что никогда не переставали их придерживаться.
Мы не хотим быть несправедливыми ни к одной из великих держав и строить предположение, что тогда дело шло лишь о преходящем лозунге и что по окончании борьбы каждый сочтет вправе придерживаться линии поведения, соответствующей своим интересам и своим собственным расчетам.
Мы никого не обвиняем в использовании этих больших по значению слов в качестве орудия, временно пригодившегося для расширения поля битвы и которое сдается затем в арсенал и покрывается там пылью. Напротив, мы хотим оставаться при убеждении, что державы, провозгласившие эти принципы, делали это честно, вполне добросовестно и с искренним намерением применять их в любых обстоятельствах".
Для мыслящего читателя становится ясным, что Россия глубоко уязвлена и оскорблена, она опровергает исходные обвинения, послужившие поводом для агрессии.

Касаясь событий, отошедших в недавнее прошлое, иносказательно, но твердо проводится мысль - подлинные мотивы стран, выступивших против России, были продиктованы не высокими принципами, а собственными интересами. С иронией читается мораль недавним противникам, а в недалеком прошлом - союзникам и друзьям.

И это писалось в ту весьма напряженную пору, когда "голос иностранных дипломатов сохранял еще ноты войны и победы. Эти ноты были грубы и резки в устах Пальмерстона, сухи и чопорны в устах Буоля".

В документе отсутствует какое-либо упоминание о победителях и побежденных. Более того, начальная часть депеши констатирует лишь то, что Россия, руководствуясь стремлением противодействовать дальнейшему развитию конфликта и не ради собственного спасения, пошла на подписание Парижского договора во имя установления мира.

Однако главная мысль всей начальной части ноты состоит в том, что пережитые драматические для Европы события должны послужить основой для всеобщих и обязательных для всех выводов. Провозглашаемые принципы должны носить универсальный характер и применяться независимо от обстоятельств.

В разных частях депеши, тем не менее достаточно системно, прочерчиваются контуры внешней политики России, излагаются ее отправные признаки и подходы. Приверженность открытости - одна из главных ее черт.

"Император хочет жить в полном согласии со всеми правительствами. Его Величество считает, что наилучшее средство для достижения этого - не утаивать своих мыслей ни в каком из вопросов, связанных с международным европейским сообществом".
Исходя из такого подхода, в депеше прописаны приоритеты в политике нового царствования. Россия сознательно и добровольно выводила себя из межгосударственных борений сложного для себя периода. В этом зрелом и дальновидном подходе преобладало ясное понимание того факта, что значение и вес дипломатических аргументов будут приниматься во внимание лишь тогда, когда внутри себя страна обретет политическую и экономическую стабильность. Это был один из главных элементов новой российской политики, оказавшийся весьма неожиданным для ее политических оппонентов.

"Император решил предпочтительно посвятить свои заботы благополучию своих подданных и сосредоточить на развитии внутренних ресурсов страны свою деятельность, которая будет направлена на внешние дела лишь тогда, когда интересы России потребуют этого безоговорочно".
В депеше выносился приговор Священному союзу, который Россия строила и укрепляла, жертвой которого она, по сути, и стала.

"Союз тех, что в течение долгих лет вместе с нами отстаивал принципы, которым Европа обязана сохранением мира на протяжении свыше четверти века, не существует более в своей прежней неприкосновенности".
Первейшие интересы России отныне обращены на решение приоритетных государственных задач: ее хозяйственное строительство и улучшение жизни народа. Ее участие в мировых делах будет проявлено лишь в обстоятельствах, затрагивающих ее интересы, или в случаях, когда Россия посчитает своим долгом стать на защиту справедливости.

"Политика нашего августейшего государя национальна, но она не своекорыстна, и хотя его императорское величество ставит в первом ряду пользу своих народов, но не допускает мысли, чтобы даже удовлетворение их могло извинить нарушение чужого права".
Ключевое место в депеше отведено той ее части, где излагаются мотивы, по которым Россия была вынуждена держать паузу. Это переходное состояние определялось ситуацией в России и вокруг России. Из текста документа никак не следовало, как долго продлится это состояние, где и каким сферам будут отданы приоритеты.

Это, как и выбранные для определения этого состояния в ноте слова, допускающие при переводе разные смысловые оттенки, послужило поводом для многочисленных комментариев. Предложение из двух слов - "Россия сосредотачивается" - содержало некую неопределенность, по крайней мере, нечто большее, чем пребывание в задумчивости.

"Россию упрекают в том, что она изолируется и молчит перед лицом таких фактов, которые не гармонируют ни с правом, ни со справедливостью. Говорят, что Россия сердится. Россия не сердится, Россия сосредотачивается".
Последующая часть ноты как бы вновь возвращает читателя к выводам и суждениям начала депеши, вновь опровергая оценки, неправильно трактующие внешнеполитические установки России. Ее завершает фраза, в которой прочитывается предостережение тем, кто хотел бы вычеркнуть Россию из числа ведущих европейских держав.

"Так будет всякий раз, когда голос России сможет оказаться полезным правому делу или когда достоинство Императора будет требовать, чтобы мысль его была известна. Что же касается применения нашей материальной силы, то Император оставляет за собой право решать этот вопрос".
Циркуляр написан превосходным литературным языком, звучит удивительно современно.

По сути дела, в послании излагается проблематика, которой современный мир живет поныне. Формы конфликтов, их характер и подход к их разрешению во многом остаются неизменными. Проступая из глубины прошлого, их черты выглядят весьма узнаваемыми. С известными коррективами и допущениями они легко проецируются на день сегодняшний.

Весь документ, его суждения и выводы базируются на основополагающих требованиях международного права. Обеспечение мирных условий сосуществования европейских государств - лейтмотив, рефреном звучащий на страницах ноты:

"Всеобщий мир должен быть отправной точкой для восстановления отношений, основанных на уважении прав и независимости правительств".
"Менее чем когда-либо в настоящее время в Европе допустимо забывать, что правители равны между собой и что не размеры территорий, а святость прав каждого из них лежит в основе тех взаимоотношений, которые могут между ними существовать".
"...это и есть та доктрина, которую государства, причисляющие себя к странам, стоящим во главе цивилизации и в которых принципы политической свободы получили свое наивысшее развитие, не переставали выставлять в качестве собственных убеждений".
Части ноты, обращенные к двум актуальным проблемам того времени, связанные с положением в Греции и Неаполитанском королевстве, содержат суждения, по нынешним временам относимые к так называемому "двойному стандарту", указывая державам-победительницам на "неприкрытое провозглашение прав сильного над слабым".

Они усиливают смысловое содержание первой части документа, где ясно дается понять, как несправедливы по отношению к России были исходные предпосылки, обусловившие ее унижение. Политические уроки и итоги кампании в исторической перспективе еще предстоит проверить и оценить.

Останавливаясь на наиболее характерных нарушениях международных норм, за которыми по тому времени стояли конкретные государства, можно увидеть, что речь ведется о настоятельной необходимости соблюдения правил поведения, основанных "на уважении прав и независимости правительств", когда "не размеры территорий, а святость прав каждого (государства)... лежит в основе тех взаимоотношений, которые могут между ними существовать".

Целостное прочтение послания позволяет говорить о заложенной в нем драматургии. Сквозь строки депеши как бы доносится биение взволнованного сердца России. Оно, едва остывшее от обид и разочарований, посылает международному сообществу сигналы бодрости, слова, преисполненные достоинства, веры в собственные силы, в свое будущее. Россия вновь приоткрывает миру свою загадочную душу, показывая, что "общий аршин" в подходе к ней не приемлем.

Уверенный тон послания, твердость и независимость, убежденность в суждениях и оценках оставляли в русском читателе духоподъемное ощущение. Это восприятие усиливает использование не свойственных для официальных документов словесных оборотов, придающих тексту особую эмоциональную окраску, - "борьба, исход которой ускользал от человеческого предвидения", "насильственная подмена собой его авторитета", "ответственность перед судом справедливости", "право сильного над слабым", "использование больших по назначению слов в качестве орудия, временно пригодившегося для расширения поля битвы и которое сдается затем в арсенал и покрывается пылью", и т.д.

Перед нами сильный политический документ. Он заставляет задуматься. Побуждает искать в прочитанном скрытый подтекст, потребность прояснить и уточнить его подлинный смысл. Отдельные мысли и тезисы послания можно рассматривать и как некие формулы или положения.

Его отточенные строки обращены не только к политикам и дипломатам, но и к широко читающей публике, для которой международная жизнь - неотъемлемая часть общественной и индивидуальной жизни.

Такой документ мог быть составлен дипломатом, который не только знает сложившиеся в этом деле традиции, но и хорошо владеет этим действенным средством, возвышая его до уровня искусства.

В последующем, на протяжении своей министерской карьеры, Горчаков не раз прибегнет к этому испытанному средству, демонстрируя миру его эффективность. Емкие и аргументированные дипломатические послания российского министра сыграют свою решающую роль, ограждая страну от внешнего вторжения, как, впрочем, и объясняя ее сдержанность в отказе от применения силы.

В своем приветственном послании-рескрипте министру по случаю назначения на высший государственный пост России - канцлером Российской империи Александр II, воздавая должное заслугам Горчакова, помимо прочего отмечал: "Вся Россия торжественно признала заслуги Ваши, когда в 1863 году Вы, во исполнение Моих предначертаний, силою слова обезоружили поднимавшихся на нас врагов и тем запечатлели имя Ваше на скрижалях будущей летописи Отечества".

Политическая вершина, в последствии достигнутая Горчаковым дипломатическим путем, отмечена 1871 годом, когда, наконец, увенчались успехом усилия России по преодолению последствий Крымской войны.

Годы восхождения к этой цели проходили на фоне сложных, постоянно меняющихся политических комбинаций и построений, возводимых в ходе межгосударственных борений того времени.

Сила и убедительность дипломатических депеш МИД России, поступивших в европейские столицы в октябре - ноябре 1870 года, вызвала там недовольство и растерянность. Содержащимся в посланиях доводам и аргументам трудно было что-либо противопоставить.

Момент был выбран так, что предпринять ответные действия, тем более решиться на военную акцию со стороны прежней европейской коалиции не представлялось возможным.

Собравшийся вслед за этим в Лондоне Европейский конгресс отменил по требованию России статьи договора, ограничивавшего права России на ее действия в Черном море.

Здесь с особым блеском проявились достоинства Горчакова - стратега, его способность к выбору такой позиции на политическом поле, которая, оставляя пространство для маневра, сводила к минимуму риск конфронтации.

Так было на протяжении двадцати лет, практически до известной освободительной миссии России на Балканах. До той поры, иногда ценой ультиматумов о собственной отставке, Горчакову удавалось удерживать страну в русле мирной жизни, избавляя Россию от участия, казалось бы, в неизбежных военных конфликтах.